Марина Кулакова, газета "Ноев Ковчег"
В русле фестиваля национальных театров Москвы, который открылся 12 апреля 2004, в театре «Шалом» 13 апреля состоялось представление АртИСТического театра Славы Степаняна.Театральный вечер армянского театра включал в себя две постановки: МИМолетное шоу «Не обижайте человека…», посвященное памяти Леонида Енгибарова, и «Пикник» Фернандо Аррабаля.
Разные – по духу, по способу письма, по языку драматургии спектакли объединил язык и динамический замысел режиссера. Актер и режиссер Слава Степанян, лауреат премии СТД и МК Грузии, проработал в Тбилисском государственном армянском драматическом театре им. Петроса Адамяна более 20 лет. Опыт, мастерство и – самое важное – особая театральная нервная система – на сцене. Яркая и внятная зрелищность, острые импульсы провокаций, повышенная температура действия. В памяти всплывает классическая формула: «Театральность – это театр минус текст». Убираем текст (его и так практически нет) – все звучит и играет. Общий диагноз: талантливо, профессионально, интересно.
На московской фестивальной сцене это должно быть по умолчанию, но – увы! – бывает не всегда.
Поскольку высокая планка театральности коллективом взята, и даже с видимой легкостью, можно размышлять дальше.
По мнению создателя спектакля, в жизни человечества за последние века ничего не изменилось, кроме темпоритма, средств общения и способов убийства. «О самом страшном, - говорит режиссер, - мы решили говорить через лепет ребенка. Через мироощущение ребенка. Аррабаль мне ближе, чем другие классики абсурдистского театра, - в «паническом» абсурде есть что-то светлое…» И напоминает о связи «панического» с греческим божеством Паном, божеством стихийных сил природы.
Сам Аррабаль писал: «Паника – это «способ быть», управляемый смятением, юмором, ужасом, случаем и эйфорией…» Можно долго объяснять, что и почему хотелось сказать.
Сказалось в результате то, что было сказано (показано): инфантильное общество, отсылающее на войну неразумных детей. Недоразвитые родители со смехотворными принципами воспитания. Капитан и санитары без всяких признаков жизни, но с большим количеством ее мертвых примет и атрибутов. Очень темпераментные и ясные реплики на языке фарса. Зеленое яблоко познания с двумя внятными следами откушенности. Яблочная бомбардировка. Попытка свести все к Библии. Сведение, в итоге, только к одному: «Мир лежит во зле». Фраза, которая мыслилась как ключевая – «Давайте остановим войну!» - звучит на редкость неубедительно. Гораздо убедительнее общее ощущение: какой явный, какой знакомый ежедневный бред… Смешно, конечно. Но в общем-то, какая безнадёга…
Почему же сентиментальное ретро по новеллам Енгибарова вызывает в итоге больший зрительский отклик и ощущается как больший смысловой вес по сравнению с изощренной социально-эротической фантазией Аррабаля?
Да просто потому, что в глубоко национальном и в то же время сверхнациональном образе Печального клоуна, который ищет, кому же подарить цветок своей любви в мире миражей, есть тайна и новизна, которая в мире зримом, в мире зрелища не будет раскрыта никогда. Она носит внезрелищный характер, но делает зримый ряд убедительным и притягательным.
Эволюция Грустного Клоуна: Пьеро был обиженным и униженным, точнее, вечно обижаемым и унижаемым всем миром-Арлекином. Он был слабак, над ним смеялись и сочувствовали ему как слабаку и неудачнику.
Всемирно известный Рыцарь Печального Образа, взявший в руки оружие для защиты высоких идеалов, защищал их с известным же успехом. Был смешон в силу своей психической неадекватности. При этом, прошу заметить, был, в общем-то, готов нанести физический и материальный ущерб.
Герой Енгибарова, лирический и романтический герой нашей эпохи, много знает о мире. «Не обижайте человека, - говорит он, - А вдруг он Моцарт?..» В этом нет ни тени инфантилизма. В этом нет страха и нет агрессии. В этом есть неуверенность нормального высокоразвитого человека, окруженного перепуганными и агрессивными существами. Человека, удивленного тем, что его окружает. Он смешон: его нормальные действия вызывают неадекватную реакцию. Он не способен к насилию, но не даст себя в обиду. Он не пугается, а удивляется. Печальный Клоун енгибаровской высокой нормы притягателен: в нем есть сила, о которой он сам не знает. Но она притягивает, утешает. Преображает. Здесь нет никакого фарса, потому что нет агрессии. В фарсе, говорил Ницше, наслаждается чувство враждебности. Враждебности нет – ни грамма. Поэтому здесь наслаждается зритель.
Карен Мартиросян играет поэта-«простака». Но гениальная одаренность Енгибарова, создавшего свою поэтику на основе национального мироощущения, помогает и ему прорваться сквозь стереотип элементарного театрального амплуа. А зрителям – помогает видеть не только зрелище. Помогает приближаться к таинству преображения.

 

Наш буклет

Tripadviser

Мы в соцсетях